техника, даже два кузовных «КамАЗа» с разбитыми глазницами фар. Отменное место для съемок дешевых боевиков, игр в прятки и возможности провалиться в одну из коммуникационных дыр.

Я поднимаюсь по бетонной лестнице на открытый ветрам недостроенный второй этаж и сразу вижу ее — девочку лет семи. Она стоит довольно далеко, лицом к морю, на самом краю стены, раскинув руки, словно балансируя, легкая в легком белом платьице. Очень опасно так… Я не успеваю ее окликнуть. Она делает шаг вперед и вниз. У меня перехватывает дыхание.

— Здравствуйте, — раздается за спиной. Я вздрагиваю всем телом и оборачиваюсь. Рядом стоит женщина лет тридцати пяти, в таком же, как и у девочки, легком белом платье.

— Там батут, — говорит она, улыбаясь моей растерянности.

— Что?

— Батут. Аниматоры бросили его на пляже, а мальчишки принесли сюда, прыгать с этажа. Там невысоко.

Она поворачивается и громко зовет:

— Настя! Настя!

— Я здесь, мамочка.

И — быстрые босоножки по доскам настила где-то там, внизу. Женщина улыбается, прислушиваясь, потом смотрит на мой модный принт и узкие джинсовые шорты:

— А вы отдыхающий?

— Хотелось бы так думать.

— А хотите, я покажу вам море?

— Конечно, — улыбаюсь я, — покажите мне море.

Мы спускаемся вниз, к пляжу. Идем неторопливо, ландшафтом, переваливающимся листьями и корнями за ограды и бордюры дизайн-проекта. Я — всё еще складывающий очевидные признаки в закономерность, она — с легкой улыбкой, блуждающей между нескрываемой грустью и приветливостью.

— Вы где-то здесь живете? — спрашиваю я.

— Да. Там, — жест скорее неопределенный, похожий на полет плоского камня, задевающего гладь озера: там-там-там-там, раз-два-три-четыре…

— Вы что будете, рыбу или курицу?.. — неожиданно спрашивает она.

— Вы приглашаете? — улыбаюсь я.

— А почему бы и нет. Мы с Настей живем одни. Гости — большая редкость. А вы кажетесь хорошим человеком, кстати.

— Вы думаете, это кстати? Вы ведь меня совсем не знаете. Вдруг я какой-нибудь маниак?

Я именно так и говорю: «ма-ни-ак».

— А давайте я сама попробую рассказать о вас. Когда-то у меня это, знаете ли, неплохо получалось.

— Вы психолог? На гадалку вы как-то не очень похожи.

— Я не помню, — смеется она.

Мы выходим на хваленый пятисотметровый пляж, с левой стороны которого — живописная отвесная скала, врезающаяся в материк, с правой — все остальное видимое пространство, лазурный горизонт, сопрягающий осязаемое с воображением. Я стягиваю кроссовки у бетонной плиты, так и не ставшей частью недостроенного волнореза, и с удовольствием опускаюсь на горячую гальку.

— Настя, не ходи в воду! Ты же сегодня купалась!

— Ну, мам! Я немножечко!

— Ну ладно! Только немножечко.

— Как вас зовут? — Я смотрю из-под ладони на ее каштановые волосы, мягкий овал лица и думаю, что для привидения она слишком красива.

— Погодите. Давайте сначала с вами разберемся.

Я смеюсь:

— Ну давайте. Вы меня уже порядком заинтриговали.

— Разве? Не кажется ли вам, уважаемый незнакомец, что это вы сами изрядно постарались?

— Я приехал, чтобы купить эти руины. Я риелтор. А вот откуда эти ваши «изрядно» и «будьте любезны», еще предстоит выяснить.

— Вы в этом уверены?

— В чем именно? В том, что вы мне интересны? Абсолютно.

— В том, что вы риелтор. Мне почему-то так не кажется.

— А кто я, по-вашему?

— Я довольно долго наблюдаю за людьми. Простите, Андрей, но вы не самый сложный ребус. Как вы ходите, говорите и при этом стараетесь не смотреть мне в глаза… Вы кто угодно, только не тот, за кого себя выдаете.

— Полагаю, как и вы.

Она смеется, взмахивает рукой и, повернувшись лицом к морскому бризу, торжественно объявляет:

— Позвольте представить… Черное море! Море, это Андрей!

* * *

— Простите, вам курицу или рыбу?

— Мама, а дяденька спит?

— Не буди его, милая. Сядь на место. Пристегнись.

* * *

— А чем закончилась история с Ацким?

Я открываю глаза и вижу ее лицо прямо над собой, в зените шатра волос, в просветах между которыми искрится солнце. Моя голова на ее коленях. Привкус моря смешивается с запахом чистой белой ткани, нагретой солнцем на ее бедрах. Настя рядом, сосредоточенно складывает из камешков что-то похожее на пирамиду. До меня медленно доходит смысл ее вопроса. Забытое ощущение полного спокойствия.

— Откуда вы знаете про Ацкого? Я же вам не рассказывал.

— А мы снова на «вы»?

— Я как-то пропустил момент… Не важно.

— Хорошо, — говорит она и дальше, уже нарочито переигрывая: — Я в ВАШЕМ смартфоне прочла черновик рассказа, который ВЫ назвали «Глубина». Когда ВЫ спали. Простите мне мое женское любопытство. Это ТАК непорядочно.

— Ну вот что вы улыбаетесь? Это действительно нехорошо. Ведете себя, как ваша семилетняя дочь, ей-богу!

— Зато у меня теперь есть доказательства. Ты не тот, за кого себя выдаешь. Так чем закончилась история с Ацким?

— Ну да, я помню: я не самый сложный ребус… А почему ты не спросишь меня — реальный ли это персонаж? Вдруг это метафора?

— Нет, ты не риелтор… А какая разница? Вот, к примеру… Ты общаешься со своими бывшими?

— Ну да, я предпочитаю дружить…

— Это понятно. Тебя когда-нибудь бросали? Женщина, с которой ты недолго встречался, и вдруг раз — и всё?

— В смысле?

— Простой вопрос. От тебя когда-нибудь уходила женщина?

— А что, я похож на…

— Того, кого бросают? Давай обойдемся без этого. Я уже взрослая девочка.

Она снова улыбается.

— Ладно. Хорошо. Было, — принимаю я правила этой странной игры.

— Что ты испытывал? Боль? Точнее можешь описать?

— Куда уж конкретнее?

— Тебе обязательно со мной спорить?

— Ладно, прости. Спрашивай.

— Она, эта женщина, бросила тебя буквально? Переехала в другой город, забанила тебя в Фейсбуке? Как это случилось?

— Да нет. Никуда не уехала.

— То есть физически ничего не изменилось? Ты по-прежнему можешь ей звонить, увидеться с ней? Правда?

— В принципе, да. Мы особо не ссорились. Делить нам нечего.

— Я думаю, при желании ты мог бы с ней сблизиться снова. Теоретически. Понимаешь, о чем я? Что я пытаюсь сказать? Никакого расставания в реальности не происходит, все творится в твоей голове.

— Слушай, пойдем просто поплаваем.

— Мы здесь не для этого. Ты можешь сосредоточиться? Нельзя всю жизнь отшучиваться и откладывать на потом. Потом ведь может никогда и не наступить.

Тут же корчу лицом скучающего школьника.

— Я пытаюсь сказать тебе что-то важное! — сердится она. — Воображение создает реальность, а не наоборот, как ты думаешь. Это ведь ты сам решаешь — быть тебе риелтором или писателем, счастливым или брошенным. Понимаешь? Единственная необратимость — это смерть. Смотри!

Она встает, поднимает камень и подбрасывает его вверх. Я смотрю на него, и мне кажется, что